В начале марта стало известно, что Минздрав планирует проработать предложения по возвращению в отрасль работающих не по специальности выпускников медвузов. Почему специалисты увольняются из госклиник или вовсе уходят из медицины, стоит ли винить в этом бизнес и каким образом цифровизация здравоохранения поможет облегчить работу врача, «МВ» рассказал председатель Национальной ассоциации управленцев сферы здравоохранения, член Общественной палаты РФ Муслим Муслимов. Интервью вышло в газете «Медицинский вестник». 
— По данным Центрального НИИ организации и информатизации здравоохранения (ЦНИИОИЗ), падение уровня обеспеченности врачебными кадрами наблюдается уже два года во всех федеральных округах. Почему увольняются врачи и есть ли понимание, как остановить этот процесс?
— Есть статистика ЦНИИ ОИЗ, по которой в 2022 году 9,7 тыс. врачей и 39 тыс. среднего медперсонала ушли из госсектора. На наш взгляд, главная причина — колоссальное профессиональное выгорание. Мы — преемники советской системы здравоохранения, в которой была очень жесткая иерархия по типу «я умный начальник, а ты должен подумать над своим поведением». К сожалению, до сих пор это не поменялось. Плюс огромная нагрузка в поликлиниках и стационарах. Что можно успеть за 15 минут приема? Поэтому рано или поздно врач начинает думать о переходе в другую сферу, где можно зарабатывать минимум столько же, но не так напрягаться.
Недавно я разговаривал с товарищем в Боровичах, который работал в поликлинике и как лор, и как невролог, и как терапевт. В конце концов он сломался, потому что ценность его работы не была настолько высокой, как он хотел.
Поэтому, да, есть отток врачей в частные клиники, где не такие интенсивные графики приема и, может быть, немного выше зарплаты.
Кстати, об оплате труда. Что делали некоторые недобросовестные руководители госклиник в регионах после выхода в 2012 году майских указов президента? Они просто сокращали сотрудников и устраивали врачей на две ставки, чтобы поднять им зарплату до нужного уровня. Понятно, что уволенные специалисты переходили в частные медучреждения.
Много медработников в последнее время вообще уезжают из России. Наиболее целеустремленным удается подтвердить квалификацию и работать в других странах. Великобритания, например, приняла закон, позволяющий с минимальными временными и трудовыми затратами нострифицировать медицинские дипломы выходцев из России. Арабские страны ждут наших врачей с распростертыми объятиями, в Израиле есть целые сообщества русскоязычных медиков, которые обмениваются пациентами.
Надо разрабатывать программы, нацеленные на сохранение кадров, профилактику профессионального выгорания и возвращения в профессию. Во время пандемии COVID-19 такой опыт оказался успешным. Наша ассоциация разработала подобный проект, и, думаю, уйдет не менее 1,5 года, чтобы его реализовать. Подробности пока раскрыть не могу, скажу лишь, что он будет реализован в одном из субъектов РФ. Но мы рассчитываем, что эстафету подхватят и другие регионы.
— Тотальная цифровизация поможет снизить нагрузку на врача?
— Цифровые сервисы, помогающие в постановке диагноза, облегчают жизнь врача однозначно. Системы поддержки принятия врачебных решений (СППВР) помогают в сложных случаях настроить внимание на манипуляции для постановки правильного диагноза. Такие программы анализируют большой объем данных и ориентированы на выявление патологий, которые могут быть не видны «невооруженным глазом». Быстрее происходит заполнение огромного количества документов. Цифровые данные позволяют избежать дублирования исследований.
Этой зимой одной из моих знакомых после перелома на разных этапах до госпитализации в московских медучреждениях сделали рентген три раза! Это — лишнее облучение, расходы на само исследование и эксплуатация оборудования, довольно дорогостоящего. В цифровом контуре, если бы он был един для всех клиник независимо от формы собственности, мы бы сразу увидели, что исследование уже выполнено. Сейчас не все частные медучреждения могут загрузить данные КТ/МРТ даже в ЕМИАС.
Но стремление должно быть обоюдным. Наша ассоциация неоднократно поднимала этот вопрос в Общественной палате, на заседании экспертных советов Госдумы, а также в ходе лекций по цифровой трансформации в РМАНПО, где мы давали рекомендации частным клиникам интенсифицировать работу в ЕГИСЗ, чтобы система здравоохранения получала более емкую статистику. В 2023 году только 56% частных клиник передавали данные в систему. Разумеется, на внедрение новых программных решений нужны деньги, но, наверное, эти средства могут проводиться по отдельным статьям или отдельным национальным проектам.
— Одна из недавних инициатив Минздрава по разгрузке врачей — переложить часть полномочий на медсестер и сотрудников без профильного образования. Ваше отношение к этому?
— В медучреждениях нужно вводить дополнительные должности, например ассистентов врача, чтобы он мог уделять основное внимание исключительно пациенту. В западных клиниках такие помощники заполняют все документы, а врач их только подписывает.
В России они тоже есть, но это пока не массовая история. У нас на одного врача приходится три медсестры, тогда как в Европе и США — 17 сотрудников со средним медицинским и другим образованием. Я считаю, число таких специалистов должно расти — тогда врач сможет больше времени тратить на пациента и недовольных медпомощью будет меньше.
— Вы поддерживаете инициативы профильного Комитета Госдумы по декриминализации медицинской деятельности?
— В целом я поддерживаю тезис, что врач на приеме оказывает медицинскую помощь, а не услугу. Одно дело — косметология или оздоровление, другое — экстренная хирургия. Последнее — точно не услуга, а огромный риск, который берет на себя врач, идя на определенные действия, как профессионал.
Поэтому любая работа в медицине должна высоко оплачиваться. Но одних денег мало — врач должен профессионально расти и быть защищен на всех уровнях. Например, должен быть льготный пенсионный стаж для работников частной сферы здравоохранения и ученых-медиков. Это профессура, представители науки, которые точно так же стоят у койки больного, оперируют. Вопрос упирается в деньги: по расчетам экономистов, эта льгота обойдется государству в 3 млрд руб. в год. Поэтому ее и не принимают.
— Как вы относитесь к уголовному делу против директора клиники АО «Медицина 24/7» Олега Серебрянского, которого обвиняют в оказании небезопасных услуг?
— Считаю, что этот человек испортил реноме не только себе и контингенту людей, которые у него работали, но в целом дал очень отрицательный пример рынку. Так нельзя работать, это непрофессионально!
— В качестве одного из механизмов снижения градуса конфликтности в здравоохранении давно предлагается страхование профответственности врачей. Сколько это может стоить?
— Не так уж дорого, но это однозначно снизило бы количество жалоб, рекламаций и уменьшило беспокойство врача. Если оказанная им помощь не удовлетворила пациента — в роли арбитра выступит страховая компания. При введении ОСАГО было много недовольных, но это решило проблему с урегулированием финансового ущерба из-за ДТП.
Страховку рисков врачей тоже нужно сделать обязательной. При этом платить должен работодатель — медучреждение. Мы довольно давно начали проводить эксперимент по страхованию врачей, и надо сказать, он доказал свою эффективность. Так, годовой полис ответственности, например, врача-хирурга стоит до 80—100 тыс. руб. и покрывает примерно 2,5 млн руб. общей страховой суммы. В этом случае логичным будет и переход на индивидуальные врачебные лицензии, когда сам специалист, а не медорганизация, будет отвечать за собственную квалификацию и образование.
— Ваша оценка объявленного недавно Минздравом «крестового похода» против недобросовестных поставщиков образовательных услуг на рынке ДПО?
— Поддерживаю. Я лично с таким не сталкивался, но если вы зайдете в поисковик по запросу «повышение квалификации», то по любой медицинской специальности получите 250 предложений, по которым даже задним числом можно оформить необходимый сертификат. И суммы смешные. Это надо прекращать. Некачественное образование влияет на здоровье нашего населения, с которым и без того есть определенные проблемы.
